TANJA_TANK перессказывает историю одной школьной травли и объясняет, как следует вести себя детям и родителям чтобы эффективно противостоять обидчику.А что делать детсадовцу, школьнику, если агрессор «назначил» его жертвой?
Когда учителя «не видят», родители «не слышат» или проповедуют самостоятельность в решении своих проблем и советуют учиться находить с людьми общий язык?..
Сегодняшняя героиня Маша до сих пор вздрагивает, вспоминая травлю, которую развернул против неё школьный психопат Мишенька сотоварищи. У Маши дело дошло до скрытого самодеструктива — лишь бы не ходить в ненавистную школу...
«Это история, о которой я так и не научилась спокойно говорить. Комок в горле сжимается до сих пор, и возможность вынести эти события на свет дает надежду избавиться от внутренней боли. Когда я это писала, в полной мере поняла, что такое «вытеснение». Мозг не хочет воспроизводить события. Есть жгучее НЕжелание писать, а потом появляется страх отправить.
Распустившийся бутон
Началась история во 2 классе. Мне было 7 лет (я пошла в школу на год раньше, была младше всех (и следовательно, мельче и слабее), но по развитию интеллекта не отставала от одноклассников и хорошо училась. 1 сентября нам представили нового одноклассника — мальчика, переведенного из другой школы (хороший вопрос, почему его перевели... я не знаю). Его звали Миша. Светловолосый, невысокий и... с пустыми глазами.
Передернуло сразу: я помнила его ещё по детскому саду, где он был заводилой всех пакостей и бил девочек.
Ему подчинялись. Был у нас в группе мальчик молчаливый и мало реагирующий (может быть, аутичный, а может, темперамент просто такой), его никто не трогал, а Миша его бил!
Или такие игры. Дети играют «в кашку», едят песок. Так вот, меня позвали играть «в кашку», в которую помочились. И очень долго ржали, видя мою реакцию.
Но я никогда бы не подумала, насколько активно и жестоко Миша развернётся дальше.
Подпевалы и «подсиралы»
Ад для меня начался почти сразу: меня определили в жертвы. Миша легко сколотил вокруг себя агрессивную группу, которая начала гнобить ребят ради самоутверждения.
Ядром группы агрессоров были Миша и активно содействующий ему Витя. Причем, насколько прямо в отношении меня действовал Миша, настолько Витя был переменчив. Как я сейчас понимаю, перверзная стратегия: кнут и пряник, насилие и сахарок, чтобы жертва раскрывалась болевыми точками к насильнику. То есть Витя периодически со мной нормально разговаривал, не обзывая, не унижая, и даже не бил (физическое насилие для этой тусовки было нормой), а периодами отношение менялось и, естественно, я была в этом «виновата».
Главной моей «виной» перед ним было то, что, увидев его в музыкальной школе, я искренне удивилась. Всё, подписала себе приговор, и мне это припоминалась. Хотя, вспоминая, могу совершенно точно сказать: насилие началось ДО, моё удивление при встрече в музыкальной школе было лишь поводом легализовать свою агрессию.
Ещё в Мишину банду входили: типичный шакал Слава (в народе таких товарищей зовут «подсиралами») и Вова с Димой (персонажи фоново-периферийные уже).
Схема действия была такая: каждую перемену меня целенаправленно доводили. Оскорбляли, унижали (ачотакова, мы же шутим), отбирали вещи. Никогда не рвали тетради и учебники — то есть свершалось насилие не от дури, а с холодной головой, чтобы не быть обвиненными в том, что мне мешают учиться и тому подобное.
Я пыталась смеяться с ними («силён тот, кто может посмеяться над собой»). Пыталась игнорировать — безуспешно (трудно, знаете ли, игнорировать, когда тебя бьют).
Задевать пытались за всё:
— внешний вид (прыщи, зубы, рост — меньше среднего);
— одежда (тут ещё мама подливала масла в огонь: когда я рассказывала (в то время ещё рассказывала), что меня агрессивно критикуют, говорила, мол, не обращай внимания)
— слова (перевирание, коверкание: нащупали, что я к этому очень чувствительна, видимо, уже тогда сказывалось обостренное чувство языка);
— дразнилки с педалированием сексуально-туалетной (именно так, в связке) темы.
Подогревало всю эту кашу мое хроническое чувство неуверенности, слабости, несобранности/неорганизованности, культивируемое дома (думаю, что не со зла, родители видели, что что-то со мной не так, но было проще отругать «нельзя же быть такой...», чем разбираться).
Хотя, по здравому размышлению, какая неуверенность? Я всегда с удовольствием выступала на сцене, если нужно было спонтанно что-то сказать от группы людей, выдвигали меня. И с организованностью было всё не так плохо, если я отбила себе право учиться в музыкальной школе (через большое нежелание мамы) и хорошо училась на два фронта. Сил просто не хватало, скорее всего, чтобы приводить в порядок свою комнату и делать домашние дела.
Как мною «играли в футбол»
Несколько эпизодов, которые яркими картинками сидят в памяти.
...Начальная школа. Я иду в обход школы домой, меня нагоняют Витя и ещё кто-то, начинают цепляться, потом роняют на лёд, протаскивают по нему, бьют, синяков не остается — спасает пуховик. Чудом вырываюсь, бегу, они зло смеются.
...На выходе из школы, на меня нападают несколько мальчишек, бьют, «играют в футбол» (кто-то из них так сказал), т. е. Перекидывают друг к другу.
...Класс шестой, наверное. Я прихожу в школу в новом костюме с юбкой. Вокруг меня собирается группа девочек, мне говорят, как мерзко я выгляжу, какой уродливый на мне костюм, меня начинают дергать, я встаю — и начинается шоу, подбегают Миша и Витя, поднимают на мне юбку, пытаюсь отбиться, плачу. Слышу злой смех. Звонок.
... Физкультура, 6-й класс. Пытаюсь переодеться в раздевалке. На мне задирают юбку, ржут, я не знаю, где спрятаться, спасает звонок. Вот пишу и у меня инсайт: скорее всего, это стало причиной того, что во взрослой жизни я почти не ношу женскую одежду. Юбка и платье ассоциируются со стыдом и страхом.
Штрихи к портрету
— Миша был жесток с животными. Чтобы меня довести, на одной из перемен с хохотом эта тусовка рассказывала, как крутила хвосты кошкам, чтобы у них выпадали глаза. Даже если это фантазия (не хочу даже знать, так это или нет на самом деле) — чудовищно.
— Доставалось многим. Не знаю точно, какая иерархия была среди мальчишек, но изгой был и там. Изгой, выбранный по тем же параметрам, что и я: физически не сильный, умный Саша. Ко мне он относился так же, как и другие, унижая и оскорбляя, видимо, чтобы чувствовать себя не совсем на дне. Но к нему, в отличие от меня, применялось насилие не только физическое — публичные действия сексуального характера (принуждение к орально-генитальному контакту с последующим унижением на эту тему). Я с ним не общалась ни тогда, ни потом и не представляю, как сложилась его дальнейшая жизнь.
— Они издевались и над учителями, которые это спускали с рук. Была у нас молодая учительница физики, Анастасия Анатольевна. Так вот, к ней обращались исключительно «Отсоси, Анатольевна», она морщилась, конечно, но так и не могла прийти к однозначному выводу, что они говорят: звучит ведь похоже! Было очень противно и за нее обидно, но за попытку сопротивления делали такое, что страшно было даже заикнуться.
— В Мишу влюблялись. В него влюбилась даже одна из двух девочек, которые явно сочувствовали мне. На словах её мотало от «люблю» до «ненавижу». Девочка пришла из другой школы к нам классе в пятом. Естественно, Миша до неё не снизошел: «Ты могла быть нормальной, если бы не связалась с чувырлой Д. (то есть со мной)».
Среди девчонок также сколотилась группа Мишиных «подпевал», которые унижали выбранную жертву, чтобы ему понравиться. Цитата (на классном часе в конце года): «У кого есть ручка? Зачем? Воткните Машке в горло». И это говорила девочка! А большинство весело ржало.
— Про семью. ******* на всю голову мама, учитель истории в нашей же школе, как я теперь понимаю, нарц нарцевый. Когда я пыталась придать огласку тому, что меня гнобят, его мать пришла к нам на перемене, опустила сына и компанию, обозвала их сексуально озабоченными (чем Миша, кстати, потом гордился) и ушла. Когда были попытки разговоров на уровне «родители — родители», от неё пробегали шуточки «а мы с вами ещё породнимся» (с намеком на то, что у детей лябоффь такая). Бррр, до сих пор мерзко.
Отец Миши — журналист. Тихий мужик, про него ничего не знаю.
Безмолвие педагогов
Самое страшное в этой истории для меня самой — я пыталась придавать этому огласку! На моей стороне было несколько человек (пара девочек и один очень застенчивый мальчик, сын маминой подруги). Несколько девочек были нейтральными. Всё.
Когда я пыталась выносить это на обсуждение к учителям, услышала гробовое молчание. Во всех нападках на меня была виновата я (т. е. классика: Миша выглядит правдивым, честным и вообще с хлоркой отбеленным, а я пытаюсь себя отстоять и выгляжу как истеричка — шумлю на уроке и всем мешаю).
Кстати, педагогам в доверие Мишенька втирался прекрасно, учителя его любили за услужливость: тряпку помыть, например, и за «честность»: как-то он признался, что порванный учебник среди лежащих на столе учителя — его.
Вообще, отношение учителей меня на взрослую голову... эммм... шокирует. У меня был стойкий статус троечницы (т. е. «хуже середнячка»)... за вечный трояк по физре, а я физически не тянула нормативы! Я была младше и мельче, не могла кинуть гранату нужного веса, перепрыгнуть через «козла» (хорошо, если удавалось «оседлать»). При том, что по остальным предметам я училась практически на отлично, а школу (с более сложной программой) в итоге закончила с золотой медалью.
Классная руководительница, которая явно с классом не справлялась, вместо того, чтобы задачу решать, передала класс другому педагогу — новенькой учительнице экономики, которая пришла в школу после декрета. Она сводила нас на фильм «Чучело». Видимо, была попытка показать, как выглядит поведение класса со стороны, чтобы пережили катарсис и осознали. Результат: агрессоры только утвердились в правильности своих действий и подсмотрели пару новых для себя методов травли.
Мой ответ шакалу
Когда я пыталась обращаться за помощью к родителям, очень долго от меня отмахивались: не обращай внимания, и они отстанут. Папа пару раз ходил в школу поговорить с Мишей.
Взял его во время разговора за подбородок и сказал что-то типа: «Ты, гаденыш, что творишь?» Потом Миша мне процедил, что его ударили («по зубам»), и я в этом виновата — и всё, маховик запустился сразу на повышенных оборотах.
Со временем я не только перестала помощи просить, но и даже говорить об этом перестала. В 6 классе, когда стало совсем плохо (играй-гормон усилил агрессию обидчиков), я разрыдалась дома и рассказала всё папе, полгода были попытки решить конфликт уже на уровне родителей, учителей. Результата тоже ноль. Инсайт: а почему не перевести было меня в другую школу? Страх огласки в городе? Мамина репутация бы пострадала? (мама работала в администрации).
Папа стал учить меня драться. Однажды, когда меня довели совсем до ручки, я побила одного из обидчиков — Славу, который был вечно «на подпевках» у Миши, такой шакал Табаки. Я била его пакетом со сменной обувью, причем это, скорее всего, был предаффект: я в какой-то момент осознала, что он лежит на полу и уже не сопротивляется. Похоже на солдат в армии, которые убивают в состоянии накопленного аффекта.
Вот за это мне очень досталось потом: КАААК, ТЫ ПОБИЛА СЛАВУ? Я чувствовала себя диким зверем: страх перед безнаказанной жестокостью запускает реакцию «бей/беги или замри». Но не работало ни то, ни другое, ни третье.
Встреча с грузовиком
У меня пошел самодеструктив. Я почему-то стала часто болеть и была рада этому, потому что могла не ходить в школу. Я не симулировала, я реально не вылезала из ангин и расстройств ЖКТ. Меня лечили, но безуспешно.
Часто со мной происходило «необъяснимое», я собирала странные травмы: например, лет в 10 я опрокинула на себя кастрюлю с кипятком и с ожогом бедра дней 10 просидела дома. В начальной школе у меня вылезала странная экзема на ладонях с жутким зудом и болью (под это дело мне запретили ходить в зоокружок, типа, аллергия на грызунов, которой у меня нет и не было, это я сейчас точно знаю как владелец стаи крыс).
...1 сентября я должна была пойти в 7 класс. Зная, что меня там ждет. Сходила на классный час. Потом переоделась и пошла в музыкальную школу... Дальше — не помню, поэтому могу рассказать со слов и постфактум. Я попала в автомобильную аварию «на пустом месте» — на односторонке, обходя автобус, «наткнулась» на грузовик, ехавший по встречке, с пьяным водилой за рулем.
Да, суицидальные мысли меня посещали (холодные такие, из серии «а что там, за гранью?»), но сознательно я под этот грузовик не шагнула бы. Думаю, что это была аутоагрессия, которая не могла пробиться в сознание. Перелом таза со смещением, чудом без разрывов внутренних органов. Год пролежала в больнице. Отстала от программы (не училась) и пошла в 7 класс снова, с детьми на год младше. В ту же школу.
Был показательный финт со стороны Мишиной мамы: натрепала моей новой классной, своей подружке, что в её класс придет умственно отсталая девочка-второгодница. И эта подруга выступила с этой речью на классном часе: мол, готовьтесь, ребятушки. Вот зашибись, адаптация ребёнка в новом коллективе!!!
Тем не менее, год в новом классе я проучилась нормально, а потом сменила школу. Мотивация была уже другая: открылась возможность профильного обучения в классе с гуманитарным уклоном.
...Мне повезло, что история закончилась до полового созревания. В противном случае, останься я в этом классе, меня ждало бы сексуальное насилие. Скорее всего, групповое. Скорее всего, инициатором был бы Витя (Миша бы «побрезговал», а этому было бы по фигу).
Жизнь после травли
— Сейчас я ощущаю липкий, противный, острый дискомфорт, если попадаю в моббингующий коллектив. Уже во взрослой жизни довелось поработать в остро-проблемном коллективе, руководимом связкой тирана и перверзного нарцисса (подозреваю, что серьезно патологичного), обе женщины. Было ощущение, что вернулась в школьный кошмар.
— Боюсь мужчин. У меня нет страха, что я столкнусь конкретно с Мишей снова. Но я всегда настороже: 6 лет травли бесследно для детской психики не проходят. Да, защитный механизм сработал: когда не пытаюсь активно вспоминать, держит чувство, что всё это было не со мной. И вытеснение идет очень сильное.
— До сих пор внутренне я ощущаю себя некрасивой и слабой, неполноценной. Всю жизнь компенсирую. Всю жизнь кому-то что-то доказываю. Если довести, разверну полномасштабную войну.
— Чувствую себя человеком довольно жёстким. Эмпатия есть, когда вижу близкого человека с раной, травмой, могу испытать боль, близкую к физической. Но отключаю эмоции, когда нужно что-то травматичное сделать другому для его блага (не дрогнет рука поставить укол антибиотика заболевшему животному, промыть гнойную рану, хотя умом понимаю, что другому в этот момент больно).
Теперь самое сложное. Советы детям и родителям
Детям:
— Не молчать — это точно. Родители не слышат — к значимым взрослым, да хоть в милицию. Терпеть это нельзя.
— Требовать своего перевода из школы или перевода агрессора. Самое главное — не оставаться с агрессором на одной территории, это мерзкие мстительные твари, всё равно будут жрать.
— Поднимать волну. Страдают всегда несколько человек, пробовать объединяться, если это возможно.
— Малоэффективно учиться драться, особенно если конфликт «мальчик-девочка».
Родителям:
— Слушать, слушать и ещё раз слушать детей. Не игнорировать звоночки, «само не отвалится». Не бойтесь вмешиваться! Если вы не защитите своего ребёнка, не защитит никто. Есть ситуации, с которыми можно справиться, но когда речь идет о физическом, сексуальном насилии, унижениях, травле — это для ребёнка вопрос выживания.
— Стройте отношения с ребёнком так, чтобы он мог с вами этим поделиться. Если ребёнок неохотно говорит о школе или проговаривается, что его обижают — это звоночек. Если ребёнок не может говорить о ком-то из одноклассников — это набат.
— Если подобная ситуация вскрылась, нужно переводить ребёнка в другой класс или школу, если есть силы сражаться — нужно требовать перевода агрессора куда-то, куда угодно, но ни в коем случае не оставлять жертву рядом с агрессором. Иначе будет только хуже.
— Воспитывайте ребёнка со здоровыми границами, чтобы он не воспринимал эту грязь как то, с чем можно жить.
— Если вы не доглядели, если абьюз случился и продолжается длительное время — то, когда ребёнка удалось выдернуть из этого, позвольте ему прожить это и отреагировать. Позвольте пропустить через себя, прожить и принять в себе гнев, ненависть, боль. Если не можете сами — отведите к хорошему детскому психологу.
Если это подавить и поставить на историю табу (как случилось со мной), нарыв вскрылся спустя 18 лет, и я поняла, что есть чудовищная подавленная обида на родителей (особенно на мать): не просто не спасли, не защитили, а запретили эти чувства во мне, тем самым встав по одну сторону баррикад с насильником.
Свежие комментарии